– Я вынужден еще раз повторить свой отказ, господа.
Раздосадованный, причем уже второй раз подряд, гвардеец не удержался:
– Право же, князь, в Петербурге вы были более общительны!
Вендрих молчаливо поддержал это утверждение соответствующим выражением лица. Мало того что они подошли сами, так их предложение еще и проигнорировали!
– Дело в том, капитан…
Аристократ, слегка опустивший голову, сделал крохотный шажок навстречу офицеру и чиновнику, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
– …что я не понимаю, что именно вы с таким шумом и задором отмечаете. Голод и крайнюю нужду, постигшие вот уже девять губерний? Или же то…
Тяжелый взгляд холодно и равнодушно скользнул по оторопевшему от таких слов чиновнику. Вернее даже – сквозь него, словно бы по пустому месту.
– …что этот господин, прибывший навести порядок с перевозками зерна, отдав приказы, так и не удосужился проверить их исполнение?
– Да как вы смеете! Сударь, вам не место в приличном обществе, и я…
Плюх!
Резкая пощечина, с неимоверной легкостью сбившая фон Вендриха на колени, помешала ему закончить свою мысль.
– Князь, что вы себе позволяете!..
Находящийся под легким хмельком (все же «заседали» они уже довольно долго) капитан нахмурился и грозно лязгнул шашкой, стискивая ее рукоять. А потом и вовсе – слегка вытянул узкое и безнадежно тупое (по причине мирного времени) лезвие из черных лакированных ножен. Набрал в грудь воздуха и…
Плюх!
Почти все, кто присутствовал в зале, словно окаменели. Редкие посетители ресторана жадно ловили каждое движение и даже вдох, а за банкетным столом кое-кто еще улыбался, только-только начиная понимать, что именно увидели его глаза. И только два спутника Агренева уже были на ногах и плавно расходились в разные стороны, одновременно расстегивая сюртуки.
Тишина уходила почти осязаемо, крупными каплями секунд – зашевелился капитан, вогнанный невероятно быстрой и мощной пощечиной в сумеречное состояние, а рядом с ним засопел Вендрих, неловко вздымающий себя с колен. Как оказалось, зря.
Плюх!
– Это, сударь, для лучшей памяти – государь вам поручал не за столами сиживать.
Чиновник прилег на спину, чтобы без помех насладиться неведомым доселе чувством легкого нокаута.
– А такие, как вы, капитан, бесчестят своих сослуживцев. Создавая им сомнительную репутацию воинов, проявляющих свою доблесть и отвагу исключительно за банкетным столом.
Оружейный магнат медленно отвел взгляд от лежащих перед ним «собеседников», внимательно оглядел зал ресторации и в полнейшем молчании вернулся за свой столик. С тем чтобы с легкой иронией наблюдать досрочное завершение банкета и сопутствующий этому делу «великий исход» городского чиновничества и вождя всех воронежских дворян – вначале в гардероб (ох и тяжело же одновременно торопиться и проявлять уважение к начальству!), а потом и на вечернюю майскую слякоть.
– Геннадий Арчибальдович, если у вас нет ко мне никаких вопросов… тогда я вас более не задерживаю.
Слегка побледневший от пережитых эмоций и, наверное, единственный, кто вполне отчетливо понимал, чем все могло окончиться в САМОМ плохом варианте, Лунев-младший встал. Слегка скованно откланялся, сделал знак своим помощникам (отчего те заторопились вперед него) и с крайне задумчивым видом отправился забирать свой плащ. Сегодня он узнал работодателя немного поближе, и нельзя сказать, что обретенное знание так уж сильно ему понравилось…
Александр же, покосившись на опустевший стол, звучно щелкнул пальцами. И вполголоса распорядился, почти не глядя в сторону подскочившего официанта:
– Голубчик, на площади перед ресторацией люди стоят. Ты уж организуй им по порции горячего, но без излишеств. Надеюсь, у вас найдется что-нибудь подходящее?
– Как-с не быть! Бульон куриный, говяжий и свиной-с, щи с гусятинкой, кашка гречневая с салом…
– Вот и отлично. Арсений, проследи.
На поверхность стола упала пара сотенных банкнот.
Уже у гардероба (место встречи не изменить, ага) троицу мужчин догнал поручик лейб-гвардии Преображенского. Подошел, чеканя шаг, и «казенным» голосом уведомил:
– Князь, как вы понимаете, так дело не окончится.
Не обращая никакого внимания на переглядывания своих спутников, оружейный магнат улыбнулся и вполне серьезно ответил:
– Понимаю.
Так славно начавшийся одна тысяча восемьсот девяносто третий год – чем дальше, тем больше не радовал его сиятельство князя Агренева. Началось все со смерти Савватея Вожина. Пусть тот и не играл какой-либо заметной роли в княжеских планах, но все же был верным соратником – а таких никогда не бывает слишком много. Вернее, их всегда очень мало… Затем аристократ-промышленник узнал, что в девяти губерниях империи имеет место быть сильный голод – такой, что терпеливые к нему крестьяне подъели даже семенное зерно и дворовую живность, включая кошек и собак. А также о том, что всего год назад он умудрился вообще не заметить сильнейший неурожай за последние двадцать лет, произошедший в семнадцати губерниях разом и ставший причиной настоящей голодной чумы, осложненной эпидемиями холеры и брюшного тифа. Оценочные потери от таких «радостей жизни» по всем губерниям составили не меньше полумиллиона крестьянских душ!
«А я ведь еще и сетовал на зачастивших просителей, считая их скорее вымогателями от благотворительности. И ведь ни строчки в газетах про неурожай и голод!.. Впрочем, сам дурак – нашел, кому верить…»